Как бы то ни было, главным оетаек’я факг. что полабо-прибалтнйские славяне и поморяне, развившие у себя языческую форму феодальной идеологической надстройки, оказались исключением среди славянских, шире, среди европейских, народов. В других славянских странах повсюду утвердилось христианство. То обстоятельство, что в подавляющем большинстве случаев славянские пароды порывали с язычеством, а из соперничающих христианских религий усваивали именно христианство, объяснялось конкретными политическими и культурными условиями развития, связями с передовыми странами феодальной Европы, а в некоторых случаях может быть даже и традициями, уходящими своими корнями еще в античную лпоху. Интенсивность усвоения новой религии стояла в прямой зависимости от степени развития этих связей и сохранения античных традиций в отдельных странах. В Болгарин и Великой Моравии, например, христианство имело более подготовленную почву для своего распространения, чем в Польше или северо-восточных русских землях.
В раннесредневековой Европе принятие христианства укрепляло политические позиции славянских государств, благоприятствовало развитию письменности. Ес развитию на родном языке особенно благоприятешмщло у славянских пародов принятие христианства с церковно-славянским языком богослужения, в то время как латинский обряд затормози.т, например, развитие польского языка и литературы Христианизация способствовала более тесному общению славян с другими народами. Тот факт, что одна часть славянских народов приняла христианство из Константинополя, а другая — из Рима в его латинской форме, тоже, очевидно, объяснялся конкретными политическими обстоятельствами, степенью интенсивности культурных, экономических и политических связен с разными очагами феодализма и феодальной цивилизации в Европе. Конкретными политическими причинами легко объясняется и неуспех христианства у полабо-ггри-балтийских славян и поморян, для которых христианство неразрывно ассоциировалось с иноземным гнетом.
Принятие христианства не означало еще конечно его распространения среди населения. В течение длительного времени оно было совершенно чуждым народу, свято хранившим старые, языческие представления и с ненавистью относившимся, как это недвусмысленно показали события 1037—1038 гг. в Польше, к новой религии, несшей народным массам новое угнетение. Всего прочнее христианство укрепилось, по-видимому, в Малой Польше, где оно начало значительно раньше распространяться, чел; в других польских землях. Раньше, нем в других польских землях, должно было распространиться христианство и в Силезии, долгое время входившей в состав христианской Чехии. Но и в Силезии местное население долго было привержено к старой языческой религии. По словам Тигмара Мсрзебургского еще в начале XI н. гора Сленжа была местом совершения «проклятых языческих обрядов». Христианство совсем не затронуло Поморья
В Мазовии оно прививалось медленнее, чем в центральных областях Древпепольского государства. Поэтому, как опять-такн покажут события 1037—1038 гг., о которых речь пойдет ниже, церковный гнет был в Мазовии несравненно слабее.
С принятием христианства в Польше стало развиваться церковное землевладение. Правда, первые польские мне-сийные епископы, по-видимому, не располагали собственными земельными владениями. Содержание их падало на княжескую казну, производилось за счет собираемой с населения дани. Однако уже при основании Гнезнепского архиепископства церковь должна была получить значительные земельные пожалования. Этого, бесспорно, добивался Римский престол. Польский же князь был слишком заинтересован в результатах Гнезпенского съезда, чтобы отвергнуть это требование.
Под 1025 гоДом, годом коронации Болеслава Храброго, Я. Длугош сообщает о земельных пожалованиях в пользу польской церкви. Хотя сведения его и не повторяются в современных событиям источниках, их можно считать вполне вероятными. Земельные пожалования получали, по-видимому, и появившиеся в Польше общины монахов. О заинтересованности возникавших монастырей и рабочей силе говорит упоминавшееся уже выше Житие Пяти братьев-мучеников. Первоначально, правда, и монахи содержались за счет княжеских доходов.
Укреплявшему свои позиции в государстве крупному светскому и церковному землевладению противостояла масса свободного и-феодально зависимого крестьянства. Помимо примитивной отработочной ренты и натуральных повинностей в пользу своих господ феодально зависимое население наравне со свободным должно было нести достаточно обременительные повинности в пользу киязя.
В условиях энергично развивавшегося процесса укрепления феодальных отношений в половине X—начале XI в. многочисленные отработочные повинности, которые обязаны были выполнять в пользу государства свободные и зависимые крестьяне-общинники (они обязаны были работать на постройке укреплений, мостить дороги и гати, строить мосты), а также многочисленные дани и пошлины, уплачиваемые ими князю на содержание государственною аппарата, княжеской дружины и расквартированных по гродам гарнизонов, превращались в конечном итоге в одну из форм феодальной ренты. Это были Централизованные формы отработочной ренты и ренты-налога, которыми пользовался в конечном счете господствующий класс феодалов и при помощи которых он укреплял и политические и экономические основы своего гое подства.
Развитие феодальных отношений сопровождалось ожесточенной классовой борьбой. Вероятно, уже в то время зависимое население прибегало к такой естественной форме сопротивления как бегство. Спасаясь от феодального гнета, крестьяне переселялись на новые места, распахивали пустоши и корчевали леса. Свободное население, объединенное в территориальные общины, оказывало упорное, сопротивление крупным духовным и светским землевладельцам, стремившимся овладеть его землей и поставить его в личную зависимость. Территориальная община, крепкая единством своих членоп, часто сохранявших память об общности своего происхождения и связанных круговой порукой, была гой формой организации непосредственных производителей, которая облегчала им совместную борьбу против феодалов. Лозунги реставрации язычества и уничтожения христианской церкви, стоявшей в первом ряду феодального наступления, служили идеологическим оформлением антифеодальных выступлений народных масс, в средневековье неизбежно проходивших в форме религиозных движений.