Автор: Даровитый полководец, рядившийся зачастую в смиренные одежды убежденного почитателя и бескорыстного защитника христианской церкви, — такой человек очевидно очень импонировал императору Оттону III, аскету, мистику и мечтателю, носившемуся с фантастическим планом основания универсальной монархии. В нем он увидел как раз подходящего соратника в исполнении своих несбыточных планов, которые — император не мог сомневаться в этом — должны были встретить ожесточенное сопротивление в Германии. Но идея универсальной монархии, где одним из ее четырех самостоятельных членов должна была стать Славия, возглавляемая польским князем, с переносом центра имперской политической жизни в столицу западного христианства — Рим, вполне понятно, привлекала и Болеслава Храброго.
Так полностью провалились коронационные планы Болеслава Храброго. Посланный для переговоров в Рим немец Астрик-Анастасий изменил ему. Королевская корона, предназначавшаяся Болеславу, досталась Стефану Венгерскому. Сам Астрик стал архиепископом Остригомским.
Противопоставление возвышающейся Польше поднимающейся Венгрии являлось весьма большим прорывом феодалов немецких, которые в равной мере были раздражены итогами Гнезненского съезда в церковном вопросе. Именно в связи с Гнезненским съездом появился знаменитый фальсификат, который должен был оправдать претензии Магде-бургского архиепископства на польские земли.
Дальнейший курс его политики в отношении нолабо-прибалтийского славянства и Чехии, которую он попытался подчинить своей власти, и даже Киевской Руси, которую он тем или иным образом стремился поставить под свое исключительное политическое влияние.
Когда же стало понятно, что планы Оттона III рухнули и на поддержку нового императора нельзя будет рассчитывать, польский князь попытался осуществить ту часть их, которая непосредственно касалась Польши, самостоятельно, вопреки императору и группировавшимся вокруг исто германским феодалам.
Конечно же, не мог не понимать Болеслав, что всякая попытка добиться осуществления своих обширных и в целом, конечно, нереальных планов обязательно будет сопутствовать с очень сильной с Империей схваткой. Однако он пошел па этот риск. Единственным оправданием его смелого и рискованного шага могло являться сознание неизбежности в недалеком будущем столкновения с Империей. Это столкновение должно было представляться тем более неизбежным, что саксонские феодалы занимали по отношению к Польше открыто враждебную позицию.
Возможно, что, обращая свой взор на восток, Болеслав прежде всего руководствовался обычными для феодального владыки расчетами на богатую добычу. Ограбить Киев, слывший на востоке Европы вторым после Константинополя городом по богатству и роскоши, разумеется было очень соблазнительно для могущественного, но все же бедного в сравнении с киевским польского князя. «В этом огромном городе, — пишет о Киеве Титмар Мсрзебургский, — находится больше, чем четыреста, церквей, восемь рынков, численность же населения его невозможно определить».
