Автор: Производными от первого тина кинжала с рукоятью следует считать все богатые вариации кинжалов, с самыми различными фигурными рукоятками, составляющие одну из своеобразных черт прославленной кобанской культуры. Соответствующие производные формы кинжальных клинков в эпоху Кобана дал и второй тин более ранних кинжалов, без рукоятей. Но число вариантов этого типа кобанских кинжалов намного уступает многообразию первого типа, иногда с весьма вычурными рукоятями, к которым имели такую сильную склонность носители кобанской культуры.
Можно назвать всего три типа кинжальных клинков кобанской культуры без рукояти. Первый тин представляет собой широкий клинок с легкой гранью, проходящей по продольной оси, и с притупленным концом лезвия. Второй — еще более широкий, остроконечный клинок с резко выступающей продольной полосой. Клинок этого типа представляется в виде равнобедренного треугольника, при помощи гвоздей скрепляющегося с рукоятью. Отличительная черта клинков обоих этих типов — слабая вогнутость края лезвия в центральной части, что нередко давало повод видеть в этих типах кинжальных клинков Центрального Кавказа якобы веское доказательство факта занесения на Кавказ форы микенских кинжалов.
Только для времени кобанской культуры оказывается характерным еще один тип бронзовых кинжалов, не имеющий своих предшественников в более раннее время. Это — как бы промежуточный тип между кинжалами с массивными литыми рукоятками и совершенно плоскими кинжальными клинками. Таковы, например, кинжалы из сел. Кобан, из сел. Кумбулта и др.
Существует мнение, особенно распространенное в грузинских археологических кругах, что якобы бронзовые наконечники копий были чужды в свое время носителям кобанской культуры. О. М. Джапаридзе видит в этом даже один не решающих признаков, отличающих кобанскую культуру от колхидской, для которой характерно «копье с расщепленной втулкой», т. е. кованое копье. Действительно, в Западной Грузии (например у Бештажени) и даже в соответствующих слоях Сантаврского могильника находки бронаовых наконечников копий с листовидно удлиненной рабочей частью и раскованной втулкой почти обычное явление, чего нельзя сказать про Северный Кавказ. Но оказывается, что и здесь они бытовали, правда, не в массовых количествах. И но наличным данным и здесь можно проследить путь развития формы копья от более древнего бронзового с раскованной втулкой к литому наконечнику, а затем и к железному, как это еще более убедительно можно сделать по массовому материалу Закавказья.
Если мы теперь обратимся к украшениям, то по эволюционным рядам отдельных категорий этих бытовых предметов древних кобанцев также сможем установить их исходные формы в материальной культуре предшествующей докобанской эпохи. Возьмем ли мы только височные проволочные кольца в полтора оборота круглых очертаний, встречающиеся в самых ранних могильных комплексах эпохи бронзы, характерных для III и II тысячелетий до н.э., и овальные, или каплевидные, ставшие более массивными в период существования кобанской культуры; возьмем ли бронзовые бусы в виде толстопроволочных колечек первой половины II тысячелетия до н.э., превратившиеся в кольчатые, свернутые из тонкой бронзовой пластинки, бусы в эпоху Кобана, или серии различных привесок и подвесок в виде фигурок животных, — во всех почти случаях мы улавливаем трансформацию форм этих украшений, происходящих от своих первоначальных типов, бытовавших в местной среде в более отдаленные времена. Наконец, остановимся на кобанскнх булавках, разнообразие типов которых составляет одну из ярких особенностей этой культуры. Еще со времени первых раскопок кобанских могильников было установлено многообразие не только их форм, но и назначения. Раскопками В. Б. Антоновича были зафиксированы случаи нахождения довольно крупных с лопатообразными навершиями булавок, лежащих скрещенно под головами погребенных женщин. Этим доказывалось употребление именно этого типа булавок как гигантских головных шпилек. В других случаях было зарегистрировано положение иных, также сравнительно крупных булавок, на груди и высказано справедливое заключение о них, как о булавках, скрепляющих края одежды из грубой шерстяной ткани. Варианты форм этих булавок очень разнообразны, начиная от простых стержней с закрученным верхним краем и кончая причудливыми навершиями вплоть до ажурных.
Ко всей этой многочисленной по своему составу серии булавок кобанской культуры, по явному недоразумению, основанному на формальном сходстве, относили и гигантские булавки с широкими рогообразнымн или волютообразными навершиями.
Только в работе, опубликованной нами в 1951 г. и основанной на полевом опыте и первом факте обнаружения подобных булавок в комплексах, не связанных с кобанской культурой, нам удалось доказать, что они сравнительно широко бытовали в регионах в центре Северного Кавказа (начиная верховьями Кубани и оканчивая Дарьяльским ущельем и даже восточнее, вплоть до Чечня) не в кобанское время, а в докобанский период местной истории.
Уточнив их назначение в качестве застежек, скрепляющих тяжелые парадные одежды древних жителей края, мы не могли отрицать их типологическую близость к булавкам, типичным для кобанской культуры; вместе с тем мы считали возможным рассматривать их как посредствующее звено между еще более древними формами булавок с молотком об разным навершием, с одной стороны, и уже чисто кобанскими формами, с другой. Сами же гигантские булавки с рогообразным навершием, которые относятся ко второй половине II тысячелетия до н.э., рассматриваться могут лишь как прямые предшественники чисто кобанских форм этих предметов быта, Следовательно, и для этой наиболее оригинальной категории вещей кобанской культуры также прослеживаются местные, более глубокие прототипы.
