Автор: Но вскоре же после открытия сокровищ кобанского могильника, во время V Археологического Съезда в Тифлисе были предложены более правильные, на наш взгляд, хронологические рамки этой культуры.
По мнению А. С. Уварова и Р. Вирхова, кобанская культура должна датироваться последними веками II и первыми веками I тысячелетий до н.э. (XII—IX вв. до н.э.).
Позднее были сделаны попытки отнести культуру кобанского могильника даже к VI—V вв. до н.э. и синхронизировать ее с культурой греческих колоний Причерноморья. Авторами этих попыток были А. П.Калитинский и М. М. Иващенко. Но моложе всего кобанские комплексы представлялись И. И. Толстому и Н. А. Кондакову. Неповторимое богатство узоров и орнаментальных приемов украшений на вещах представлялось этим авторам не чем иным, как «варварской местной резьбой», которая якобы носила «грубо варварский характер», конечно, по сравнению с римскими образцами. Смешав раннекобанские комплексы с более поздними материалами из прочих памятников Северной Осетии, в которых сохранились пережиточные кобанские формы, И. И. Толстой и Н.А. Кондаков сочли ее культурой гетерогенного происхождения и отнесли к началу нашей эры.
В наше время только грузинские археологи проявляют, на наш взгляд, неоправданную тенденцию углублять дату кобанской культуры. Так, в одной из своих статей Г. К. Ниорадзе комплексы из сел. Комны, абсолютно аналогичные ранним кобаиским, относил «ко времени не позже, чем XIII столетие до нашей эры».
По-видимому, близких к последнему воззрений на время формирования и расцвета кобанской культуры придерживается и О. М. Джапаридзе. В одной из последних своих работ, содержащей и краткий обзор опыта датировки Кобана своими предшественниками, он, как бы несколько уточняя определение Г. К. Ниорадзе, считает возможным нижнюю хронологическую грань колхидской культуры (синхронной кобанской.— £. К.) отнести к XIII в. до н.э. Верхнюю же границу этой культуры он склонен «довести до начала железного века, т. е. VIII в. до н.э.».
Подавляющим же большинством исследователей, которые в той или иной мере касались уточнения даты Кобана (Г. Д. Филимонов, А. С. и П. С. Уваровы, Р. Вирхов, Гернес, В. Ф. Миллер, Б. В. Фармаковский, А. Тальгрее, М. И. Ростовцев, А. А. Миллер, Ф. Гончар. Пржеворский, А. А. Иессеи, Б. А. Куфтие, Б. В. Техов и др.), время бытования кобанской культуры определялось рамками — конец II тысячелетия — начало I тысячелетия до н.э. В основе этой датировки Кобана у разных авторов лежали различные мотивы и наблюдения. Тут были и соображения, основанные на типологическом развитии определенных предметов (как у Ганчара) и стилистические сопоставления с закавказской я переднеазиатской культурами (как у Уваровых или Фармаковского), но главными и основными доводами являлись — сопоставление кобанских материалов с уточненными данными о времени Галыптата, а также то соображение, что отсутствие железа в ранних комплексах служит верным показателем для датировки кобанской культуры.
Но при внимательном ознакомлении с хорошо документированными раннекобанскими комплексами выясняется, что и в их состав, правда, эпизодически, но уже входят железные предметы (в частности оружие), а не только бронзовые вещи, инкрустированные железом, как, например, известные раннекобанские бронзовые топоры, украшенные железными змеями.
Некоторые ученые на основания отсутствия в большинстве кобанских комплексов железа признавали, что кобанская культура характеризует еще бронзовый век в пору его расцвета, так как для овладения железом они предполагали обязательной стадию использования его сначала не в хозяйственных целях, а лишь для орнаментации.
Но умножающиеся числом’факты показывают, что на Северном Кавказе железное оружие встречается в комплексах, которые с полным правом можно датировать VIII в. до н.э. (как например, ряд могил Каменвомостского могильника) или даже более ранним временем (как например, могила № 2, в кобанском могильнике по раскопкам Б. В. Антоновича или могилы с кобаиским инвентарем и железом, вскрытые В. В. Теховым на Тлийском могильнике в 1958 г.).
До последнего времени специалистами недостаточно учитывались (если не сказать, что совсем не учитывались) встречающиеся в составе кобаиских комплексов 2-го этапа развития кобанской культуры такие «хронологические эталоны», как бронзовое и железное оружие скифского типа (акинаки, наконечники стрел, серповидные ножи), формы керамики (чарки с высокой ручкой и грушевидные корчаги), своеобразная орнаментика и другие признаки, чуждые местной среде и сближающиеся только р памятниками южных районов Европейской части СССР, где некогда господствовала культура скифских и савроматских племен середины I тысячелетия до н.э.
Между тем, массовое распространение этих форм материальной культуры скифского типа в памятниках Северного Кавказа, начиная с VII в. до н.э., служит верхним рубежом, дальше которого местная кобанская культура продолжает еще развиваться, но не во всех своих старых традиционных формах. Меняется не только общий облик материальной культуры, с этой поры постепенно приобретающей смешанный характер, но появляются даже новые формы могильных сооружений (погребения в грунте, в курганах) и даже новые черты погребального обряда (вытянутые погребения), Очевидно, в жизни местного общества, начиная с этого времени, происходят какие-то изменения, нашедшие свое отражение в материальной культуре Кобана (подробнее об этом речь будет ниже). Мы считаем, что Е. П. Алексеева имела достаточно оснований, чтобы этот новый этап развития культуры, начинающийся с VII—VI вв. до е. э., назвать позднекобанскнм, Он и должен определять верхнюю дату бытования классической кобанской культуры.
