Таким образом, мы имеем с северо-кавказской территории более полутора десятка находок плоских топоров-тесел, ранние из которых плоские, прямые, имеющие сходство с медными теслами из клада у с. Привольное, по-видимому, относятся к серии вещей местного происхождения и производства. Для нас прикубанское происхождение топоров без выступов несомненно. Оттуда они проникли и в восточные районы края, в Пятигорье. Не случайно мы и находим их в пограничных районах кобанской и прнкубанской культур. Для самой кобанской культуры они не характерны. В степных же районах Поволжья они обычны.
Что касается тесловидных топоров с заплечиками, то будучи типичными для культур Закавказья, Передней и Малой Азии, где, по-видимому, и следует искать их первичные и наиболее ранние формы, эти топоры-тесла, как вам представляется, проникали на Северный Кавказ лишь в порядке разного рода связей, осуществлявшихся между населением этих областей с более древних времен. Ибо такой тип топора абсолютно чужд более ранним комплексам местных древностей, среди которых можно было бы выявить его раннюю форму — прообраз.
Таким образом, хотя рассмотренные категории вещей и имеют свои местные прототипы на Кавказе, особенно в Прикубанье, некоторые из них типологически заметно отличаются от известных и соответствующих им форм орудий, характерных, например, для Закавказья (серпов и плоских топоров без выступов), где все эти типы представлены богаче и имеют длительный и вполне самостоятельный путь развития. На Северном же Кавказе, думается вам, процесс развития перечисленных, местных в своей основе, форм был несколько стимулирован влиянием степной материальной культуры, общение с носителями которой у населения Северного Кавказа, вероятно было оживленным. Эта связь чувствовалась уже давно, начиная с эпохи бронзы, когда был установлен тесный контакт носителей северо-кавказской и катакомбной культур.
Лучше всего и в наиболее яркой и убедительной форме взаимосвязи населения Северного Кавказа со степными культурами Украины, Подонья и Поволжья прослеживаются в период раннего железа по сходным находкам частей конской узды и прежде всего наиболее древнейших бронзовых удил и псалий.
В одной из своих работ об археологических исследованиях в Кабардино-Балкарии, в связи с анализом интересных комплексов из Каменномостского могильника, особенно бронзовых удил и уникального нсалия, мы подробно остановились на освещении вопроса о находках конских удил на Кавказе. По нашему мнению, изучение подобных находок в наиболее ранних памятниках Северного Кавказа имеет особое значение для местной истории, ибо эти находки свидетельствуют не только о роли лошади в хозяйстве местного даже высокогорного населения края и об применении лошади для верховой езды еще в доскифское время, во и способствуют выяснению других важных вопросов: о месте возникновения этого рода конского снаряжения и о взаимоотношениях местного общества как с древними обитателями южнорусских степей, так и с народами Закавказья. Научная значимость правильного освещения этих вопросов для истории всего Северного Кавказа очевидна.
Как известно, многими тинами удил отличались и памятники разных провинций галыитатской культуры Западной Европы, причем некоторые из них, например, бронзовые фигурные удила и псалии так называемого «виллановского периода» Галыптата, Гёрнес, вслед за Монтелиусом, считал древнейшими и относил к периоду 1100—950 гг. до н. э.83 Но при некотором чисто внешнем и формальном сходстве, обнаруживаемом галыптатскими образцами, с удилами и псалиями нашего степного юга и Кавказа (где также имеются фигурные изделия в виде коньков, например, из сед. Кобан, сел. Галиат и др.), наши удила и псалии проще, морфологически строже и не отличаются такой вычурностью форм, как галыптатские.
И если уж искать где-либо область наиболее раннего, т. е. первого появления удил на нашей территории, и в первую очередь на нашем степном юге, как-то убедительно доказывается в последнее время К. Ф. Смирновым, вряд ли будет разумным исключать из искомой области Кавказский перешеек, ибо о фактах приручения и одомашнивания здесь лошади мы знаем по материалам культур бронзовой эпохи II тысячелетия до н. э.
Касаясь этого вопроса, необходимо помнить, что даже на Древнем Востоке достоверные свидетельства о лошади, как животном, запрягаемом в колесницу, дошли только от вавилонского периода (вторая четверть II тысячелетия до н.э.). Очевидно, не случайно именно в Закавказье мы встречаем наиболее ранние у нас захоронения вместе с конем (например, могильник Шахтахты второй половины II тысячелетия до н. э.) и наиболее древние, близкие переднеазиатским, типы бронзовых удил, а на северо-западном и отчасти на центральном Кавказе.